В девятнадцатую ночь десятой луны было ветрено.
― Ты засекла все камеры? ― Юмичика осторожно заглянул в щелку двери. В лабораториях двенадцатого отряда тихо жужжали приборы и пахло какой-то гнилью. ― Не хочу тут застрять.
― Сейчас, минуту, ― Нанао наморщила лоб. ― Они будут показывать то, что было полчаса назад.
― Хорошо, что не полгода. Полгода назад, совместные учения новобранцев восьмого и одиннадцатого.
Когда с неба посыпались здоровенные холлоу, Нанао вдруг усмехнулась и стала ослепительно хороша. Они загнали стажеров в сарай и сражались спина к спине, сквозь зубы распределяя цели.
«Такими должны быть валькирии».
Юмичика старался не думать, кто кого спас. Мягко коснулся прохладной щеки, стирая полоску сажи.
«Она же почти не дышит».
Будто случайно, провел по щеке губами.
Дрожь вдоль спины и ее резкий вздох, как всхлип. Солнце и звонкие крики счастливых стажеров, как чайки над морем.
― Готово. Зажги свечу и идем, он должен быть где-то здесь.
Юмичика закусил губу, пытаясь прогнать слишком яркий образ.
Ищем. Стеклянный. Витой. Булькает.
― Нашел!
С пальцев Нанао слетела синяя молния, превращая стеклянное чудо в кучку песка. В нос ударил запах сивухи, и опять эта шальная улыбка.
― Теперь Маюри не сможет снабжать весь Сейрейтей дешевым сакэ!
― Иккаку меня убьет, но знаешь, я все же завидую твоему капитану.
― И зря.
Но не сейчас. Ее губы пахнут корицей. Плевать, что огарок свечи жжет, оплывая на пальцы.