Американец тарахтел не переставая, и Джирайя вот уже минут пятнадцать раздумывал, как бы его потактичнее отправить куда подальше. Например, вон к тем якудзам, которые стоят с таким видом, будто сейчас из-под какого-нибудь стола материализуется противоборствующая группировка.
- Ваша статья… это было так смело! – стрекотал американец, активно размахивая бокалом с шампанским. – Просто поразительно, поразительно! У вас, должно быть, хорошие источники информации, да?
Последние слова были произнесены таким тоном, будто американец как минимум подозревал Джирайю в связях с Интерполом.
- Ещё какие! – бурно согласился Джирайя и заговорщицки подмигнул американцу, отчего тот впал в состояние лёгкой контузии. – Знали бы вы, сколько мне постоянно приходится раздавать взяток!
- Сколько? – осторожно заинтересовался американец.
- Да мне столько за полгода не платят, - всё тем же доверительным тоном сообщил Джирайя. – Приходится воровать. По банкам.
Американец впал в ажиотаж:
- Что, правда?
- Нет, - разочаровал его Джирайя. – Так о чём вы со мной хотели поговорить?
- О проекте «Генезис», - неожиданно серьёзно проговорил Кей. Джирайя вздёрнул брови:
- Всё, о чём можно было поговорить, я выложил в статье. Сам по себе проект вполне законен, внимания заслушивал только упомянутый мною учёный, занимавшийся запрещёнными опытами.
- Ну да, Кабуто. Но… нет ли подозрений, что не только он занимался запрещёнными опытами?
- Нет, - отрезал Джирайя.
Подозрения были. Даже не подозрения, а уверенность. Но об этом говорить с любопытствующим Кеем писатель и лучший журналист Японии уж точно не собирался.
Кажется, американец прочитал его мысли, так как на его остренькой физиономии тут же отразился неприкрытый охотничий азарт. Джирайе даже показалось, что он сейчас выхватит откуда-нибудь двустволку и нацепит на блондинистую макушку шлем-котелок, какой неизменно носили все охотники конца девятнадцатого века, отправлявшиеся «поохотиться на сафари».
Ни двустволку, ни котелок американец не достал, зато ещё активней замахал бокалом. Джирайя слегка отодвинулся и уже в который раз заинтересованно покосился на блондинистую красавицу в белом атласном платье, которое без ложной скромности подчёркивало всё прелести хозяйки. Красавица стояла с каким-то черноволосым типом, лицо которого не позволяли разглядеть гигантские листья приземистой пальмы, росшей в кадке потрясающих размеров. На кадке были изображены то ли танцующие девицы, то ли просто абстрактные ромбики и спиральки – финт ушами какого-нибудь продвинутого дизайнера.
Хороша красавица. Просто до неприличия хороша. Послать, что ли, американца и пойти подкатить к ней?..
«Стоп, - строго сказал себе Джирайя – У тебя уже есть своя блондинка».
- …Джирайя-сан, вы меня слушаете?
Писатель возвёл глаза к потолку, американец испуганно замолчал.
Этот двухметровый мужик с гривой белых, жёстких волос был похож на какого-нибудь самурая с древних японских картин. Впечатление он производил немного пугающее, несмотря на обаятельную улыбку и слегка развязное поведение.
Вот сейчас ка-а-ак пошлёт куда подальше…
- Что я слышу? Проект «Генезис»? Знаешь, Джирайя, кажется, этой твоей статьёй ты переплюнул самого себя с тем иракским документальным фильмом. Из военного корреспондента становишься пособником жёлтой прессы?
- Тиё-баа-чан?
Джирайя с изумлением посмотрел на старуху.
Нет, ничего удивительного в том, что она здесь, не было.
Под её началом была огромная сеть магазинов игрушек по всему миру. Самая настоящая кукольная империя. И во всей Европе и Азии был только один человек, который мог бы с ней соперничать как кукольных дел мастер – её внук Сасори, наследник империи.
- Я, - усмехнулась старушка и перевела внимательный взгляд на американца. – Если вы хотите поговорить о проекте «Генезис», то у вас есть хорошая возможность. Здесь находится один из ведущих её учёных.
- Да? – оживился Кей. – Хотя…
- Ну, конечно, у него вы можете добыть только легальную информацию, - беспечно заметила Тиё. – Впрочем, как хотите.
- Я был бы очень благодарен, если бы вы меня с ним познакомили, - быстро заверил её Кей.
- Да вон он стоит. Идёмте.
Джирайя хотел было незаметно отойти в сторону, что с его двумя метрами роста было весьма затруднительно, но американец вцепился мёртвой хваткой в его локоть.
- Вон он, стоит у колонны, - кивнула Тиё и оглянулась. – Мне надо идти. Кстати, Джирайя, вы с ним, кажется, знакомы.
- Что?..
Темноволосый худощавый мужчина в светлом костюме поднял голову, откинул с лица тёмную прядь и глянул странными янтарными глазищами прямо на Джирайю. И замер.
Джирайя остановился как вкопанный, глупо таращась на «ведущего учёного».
Рядом опять застрекотал, как пулемёт, американец. Орочимару с трудом, как показалось Джирайе, отвёл глаза и посмотрел на Кея. Тот под его тяжёлым, каким-то гипнотическим взглядом вдруг смешался и замолк.
- Поговорить о проекте? – повторил Орочимару и криво усмехнулся. – Почему бы вам не обсудить этот вопрос с Джирайей? Он, кажется, знает о проекте больше, чем я.
- Но, Орочимару-сан…
- Орочимару, - вдруг неожиданно даже для себя бухнул Джирайя, – нам нужно поговорить.
- Поговорить? – прошипел учёный. – О чём же?
Джирайя оглядел слегка ошарашенную блондинку, разочарованного американца, белого от злости Орочимару…
- О многом, - с этой ну очень многозначительной фразой он схватил бывшего друга за локоть и бесцеремонно потащил к выходу из зала, причём проделал всё крайне технично – со стороны это смотрелось, словно он просто вежливо подтолкнул того.
Позади что-то обиженно пискнула красавица.

- Что тебе надо?!
- Да послушай ты меня!..
- Ну, слушаю. Говори.
- Это… Я не знал, что…
- Что он мой напарник? А если бы знал, то статьи бы не было?
Джирайя мрачно посмотрел в глаза бывшему другу:
- Была бы.
- Чёрт бы тебя подрал! – яростно прошипел Орочимару. – Да какое тебе до этого было дело, а?! Зачем ты полез куда не надо с этой твоей грёбаной статьёй?!
- Прекрати, - поморщился Джирайя и похлопал по карманам. Сигарет не было, а курить хотелось страшно.
- Интересно, сколько тебе за неё заплатили? – издевательски поинтересовался Орочимару. Джирайя предостерегающе покосился на него.
- Наверняка много, - ехидно констатировал Орочимару. – Тоже мне, борец за справедливость…
Бешенство ударило в виски, плеснуло в глаза багровым туманом. Джирайя сгрёб бывшего друга за грудки и притянул к себе, вглядываясь в шалые змеиные глаза.
- Думаешь, я не знаю, что ты тоже в этом дерьме по уши?! – прорычал Джирайя, методично потряхивая Орочимару. – Что вы этими опытами занимались на пару?!
- Доказательств-то нет!
- Да, - согласился Джирайя и отпустил учёного. В висках и в затылке ломило, и он знал, что теперь мигрень не отпустит, вопьётся желтыми тупыми клыками и будет грызть ночь напролёт. – Доказательств нет. Странно, что твой напарник тебя не сдал.
- А почему ты не всё написал? – неожиданно спросил Орочимару. Ярость исчезла с его лица, теперь глаза светились от странного любопытства, брови вдруг горько сошлись на переносице. – Только… из-за того, что не было доказательств?
От напряжения у него заледенели пальцы, внутри стало пусто и звонко. Вдруг показалось, что мир раскачивается на тоненькой ниточке, и непонятно, что произойдёт в следующее мгновение – то ли он обрушится вниз, погребая всех и вся под обломками, то ли… обойдётся.
Джирайя молча смотрел на него, и лицо было совершенно непроницаемое и скучающее, словно, разговаривая с бывшим другом, он злился про себя, что так бесполезно тратит время.
«Чего и следовало ожидать. А ты думал, будет что-то другое?»
- Думаю, ты всё сказал, - констатировал Орочимару, развернулся и пошёл к лестнице. Но не успел он пройти и трёх шагов, как его пригвоздил к месту спокойный, ровный голос:
- Я не написал всё не потому, что я тебя когда-то трахал. Как ты верно подметил, у меня просто не было доказательств.
Ниточка оборвалась и мир всё-таки рухнул.

- Что?! – Цунаде показалось, что она ослышалась.
Лучше бы она ослышалась.
- Джирайя-сан и Орочимару-сан ушли поговорить, - вежливо повторил американец, умильно поглядывая на потрясающей красоты бюст под зелёной тканью платья Цунаде. – А что вы так перепугались?
- Да нет, - пробормотала Цунаде. – Ничего…
Тиё смерила Цунаде всезнающим взглядом, подхватила под локоть, отвела в сторону и тихо, но твёрдо, сказала:
- Джирайя уволок Орочимару из зала. И у того, и у другого были просто зверские, извиняюсь, физиономии. Ты бы нашла их…
Всё она понимала, эта старуха. Возраст ничуть не притупил её наблюдательности.

Цунаде неслась по мраморной лестнице, проклиная высокие каблуки и длинное узкое платье. От неё шарахались и провожали изумлёнными взглядами, но она не обращала на это никакого внимания.
А ведь говорила она Джирайе, что не стоит идти на этот приём!..
Цунаде вылетела на огромную площадку под открытым небом. Прямо перед ней под ночным беззвёздным небом раскинулся во всём своём великолепии, сверкая огнями, Токио, но Цунаде, не обращая внимания на захватывающий вид, быстро пошла направо – там, как она знала, был ещё одна площадка, поменьше, на которую редко когда забредали гости.
Конечно, они были там.
В ночном воздухе, перекрывая ровный гул, идущий с первого этажа, раздавались стремительный шорох подошв по гладкой поверхности пола, глухие удары и шум, как будто кого-то хватали за грудки, толкали и старались приложить о ближайшую стену.
- Хватит! Прекратите, кому сказала! ХВАТИТ!!!
Короткая заминка, глухой удар – один из участников драки кубарем покатился по твёрдой неприветливой поверхности и со всего маху врезался в бортик, окружавший по периметру всю крышу.
От удара весь воздух вышибло из лёгких, а в боку что-то, предположительно ребро, сломалось и проткнуло острыми осколками мягкие ткани. Боль, вспыхнувшая там, почему-то выжгла глаза, и на пару секунд всё – крышу, тёмное небо, подсвеченное огнями Токио – заволокла чёрно-красная рваная завеса.
- Вы что, с ума посходили?!
«Цунаде?! Что она здесь делает?!»
- Всё нормально… уже, - сдержанно ответил Джирайя. – Пойдём, Цунаде.
- Но…
- Пойдём.
- Да постой ты! – судя по звуку, он тянул её к лестнице, а она вырвалась. Каблучки зацокали ближе. Орочимару наконец принял сидячее положение – при каждом вздохе осколки проникали всё глубже, он невольно дышал часто и неглубоко, и было отвратительно стыдно за свою слабость.
«Кабинетный учёный, чёрт побери. Совсем со своей «сидячей работой» разленился»
На него пахнуло духами, тяжёлым, «восточным» запахом, прошуршала ткань платья. Орочимару поднял глаза… и в это мгновение маленькая, жёсткая ладошка хлестнула его по щеке.
- Послушай сюда, сволочь, - отчеканила Цунаде, близко наклоняясь к нему и хватая за отворот рубашки. Её глаза опасно потемнели, рот кривился, обнажая белоснежные, острые зубы. – Жаль, что Джирайя и про тебя не написал, тогда бы вас с этим твоим напарником выгнали из проекта на пару, пинком на улицу! Только подойди ещё раз к моему мужу, я тебя лично убью. Клянусь. И не посмотрю, что мы бывшие друзья.
Из всего её монолога только одно слово больно резануло слух.
- К… мужу? – переспросил Орочимару.
- Да, к мужу, - передразнила Цунаде. – Ты уж прости, что на свадьбу не позвали.
Орочимару, пусто глядя на неё, произнёс бесцветным голосом:
- Поздравляю. Или, лучше сказать, сочувствую?
Цунаде снова замахнулась, но Орочимару легко перехватил её руку, оттолкнул – Цунаде покачнулась на каблуках – поднялся на ноги – в боку опять что-то вспыхнуло - и, одёрнув рубашку, быстро пошёл к лестнице, чувствуя, как спину сверлят два убийственных взгляда.
Обломки только что рухнувшего мира давили, не давая дышать, как обрушившиеся балки сгоревшего дома, придавившие не успевшего выбраться хозяина.
«Ублюдок. Какой же он ублюдок. Почему он не мог остаться со мной?! Почему у нас тогда ничего не получилось?»
Мысли, несмотря на всю злость, были привычные и заезженные, повторенные миллионы раз.
Дальше будет хуже.
Дальше будет долгая дорога домой по вечернему Токио, режущие глаз огни витрин и неоновых вывесок, недовольно крякающие клаксонами машины, потоки спешащих прохожих – и всё как в дурном кино, холодный сигаретный дым, звенящая пустота, а потом – всепоглощающее отвращение к себе, похожее на серную кислоту, выплеснутую в лицо.
Спастись нельзя.
Он понял, что уже спустился в зал, и тут же наткнулся на обиженный взгляд серо-зелёных глаз.
Ну конечно. Там, в том ещё не рухнувшем мире, ему активно предлагали оценить по достоинству матовую кожу, белокурые волосы, сияющие глаза и роскошное тело под белоснежным шёлком платья.
Что ж, это однозначно лучше бессонницы, заполненной той самой кислотой и отвращением.

На часах было три часа ночи, когда Тихиро – так её, оказывается, звали – стала быстро одеваться, пряча глаза.
- Осталась бы, - предложил Орочимару, прислонившись к косяку и наблюдая за её поспешными сборами. – Поздно.
- Нет.
Она вышла в коридор, натянула туфли, набросила на шею шарф, оглянулась на Орочимару и, замявшись на мгновение, неловко, принуждённо чмокнула его в щёку. Лёгкий шум, стук каблучков, звук захлопывающейся двери – и прихожая опустела.
Орочимару всё так же стоял, прислонившись к косяку.
В гостиной зашуршала, сползая с дивана, Юй.
Когда Тихиро уходила, в зеркале на мгновение отразилось её лицо – без маски кокетства и очаровательной женской загадочности. И, увидев это, Орочимару вдруг понял, что не он один этой ночью спасался от одиночества, заполненного болезненной тоской и бесполезными воспоминаниями о том, что когда-то «было хорошо».
А из-за кого рухнул её мир, интересно?
Впрочем, теперь это уже неважно.

В это же время, в одной из больниц Токио.

Неприлично-громкий топот отражался от светлых стен, многочисленные медсёстры в белых халатах шарахались в стороны, а он нёсся, задыхаясь и повторяя про себя, что это неправда.
Неправда, невозможно, ошибка, просто ошибка…
Он сейчас добежит, увидит виновато улыбающегося врача, смущённо говорящего: «Понимаете, мы что-то перепутали… Неправильно прочитали имя в паспорте… Ужасно неловкая ситуация…», и сможет вздохнуть с облегчением.
Эти дурацкие мысли не исчезали, несмотря на то, что её сотовый упорно не отвечал, а она сама должна была давным-давно вернуться домой… Ну почему, почему она уехала с этого проклятого приёма позже него?!
Кто-то невидимый в его сознании безжалостно шептал: это не ошибка.
Коридор резко изгибался – Джирайя вылетел на поворот, ноги проскользили по натёртому полу, он, покачнувшись, бросился дальше. Кто-то в конце коридора при виде него замахал руками и что-то взволнованно заговорил, но сквозь шум крови в ушах и собственного тяжёлого дыхания Джирайя не сразу расслышал слова.
- …Джирайя, успокойся. Успокойся, слышишь?
- Слышу, - собственный голос показался чужим и незнакомым .– Что с ней?
Высокий светловолосый парень с разноцветными глазами – один тёмно-серый, второй – светло-карий, с оттенком крепкого рубинового чая - загнанно посмотрел на писателя и нервно обернулся: куда же запропастился врач?!
Ему совсем не хотелось говорить это самому.
Однако выхода, судя по всему, нет…
- Джирайя, она сейчас… Ей делают операцию. Но…
Какаши замолчал.
- Что? – хрипло спросил Джирайя. – Говори, ч-чёрт!
- Надежды мало, - выговорил Какаши.
Джирайе показалось, что что-то рухнуло на него с большой высоты. Рухнуло и придавило, и всё пространство вокруг вдруг заполнил пронзительный электрический свет, сверлящий мозг.
- Как? – только и смог прошептать он.
- Не справилась с управлением. ДТП, - коротко ответил Какаши и зачем-то добавил. – Я там случайно оказался…
Джирайя зачем-то крепко потёр губы рукой и отвернулся. Какаши напряжённо следил за ним, мучаясь от собственной беспомощности и непрошенной жалости. Почему-то все подобающие слова – эй, не вешай нос, всё будет хорошо, её спасут, обязательно, вот увидишь – не шли с языка. Наверное, потому, что он видел, что стало с Цунаде.
«Слава Богу, что Джирайя этого не видел»
Хатаке Какаши, бывший боец спецслужб, побывавший за последние шесть лет в зоне действий практически всех локальных конфликтов, в которых участвовала Япония, много раз видел такие вот изуродованные тела. И теперь он не мог говорить ничего ободряющего Джирайе потому, что не хотел врать.
После такого не выживают. Её не спасут.
Здесь может помочь только чудо, но в чудеса такого рода Какаши давно не верил. Слишком много товарищей он успел похоронить к своим двадцати шести годам.
- Зайти… нельзя? – не поворачиваясь, спросил Джирайя.
- Нет.
Безнадёжность заполняла всё доверху, и оставалось только отчаянно бултыхать руками, таращить бессмысленные глаза и хватать ртом воздух, медленно осознавая, что выхода нет. Случилось такое, после чего останется только беспомощно выть от боли и тоски, забившись в самый дальний, тёмный угол, и непонятно будет, как жить дальше, потому что дальше – только пустота и кромешный ужас, и тупое удивление «Ну почему именно она?..».
Надежды мало.
Неожиданно дверь в операционную хлопнула, в коридор выбежала молоденькая замученная медсестра с выбившимися из-под шапочки розовыми прядями волос. Она вихрем пронеслась мимо Какаши и Джирайи и скрылась за поворотом – только прогромыхала задетая ею каталка.
Джирайя резко обернулся к двери, и в этот момент из операционной вышел врач – совсем молодой, усталый, с очень тёмными, почти чёрными глазами. Он быстро взглянул на замершего Джирайю и, не тратя время на приветствия, заговорил:
- Ваша жена сейчас в критическом состоянии. И… Я знаю только одного человека, способного провести операцию, которая сможет спасти её. Молитесь, чтобы он согласился. Он не практикует уже год.
- Почему не вы?!
- Я не могу, - коротко ответил хирург и вдруг устало прикрыл глаза. – В Токио есть два человека, которые могут провести операцию такого уровня. Это ваша жена и тот человек, которому я собираюсь позвонить.
- Итачи-сан! – завопила издали давешняя медсестра. – Я нашла его номер!
- Быстрее, Сакура.
Девчонка, задыхаясь, подлетела к хирургу, протягивая бумажку с наспех накорябанным номером и маленький серебристый сотовый. Плотно сжав красиво очерчённые узкие губы и прищурив слезящиеся от недосыпа глаза, Итачи быстро набрал номер и поднёс трубку к уху.
- Молитесь, чтобы он согласился, - повторил он, глядя в глаза белому, как полотно, Джирайе.

Звонок разорвал ночную тишину пронзительным, дребезжащим звоном.
Орочимару от неожиданности вздрогнул и чуть не свалился с подоконника, на котором сидел в глубокой задумчивости последние двадцать минут. Бок - ребро сломано не было, зато наливался синяк просто устрашающей красоты - вновь зашёлся немилосердной резью. Юй устало прикрыл глаза: «Да что за ночка такая? То девицу какую-то привёл, то вон в прострацию впал, теперь ещё и звонят всякие…»
- А я-то здесь при чём? – вопросом на вопрос ответил Орочимару, судорожно разыскивая трубку. Та, как водится в таких случаях, подевалась куда-то и теперь припадочно верещала из всех углов квартиры сразу.
- Юй!! – заорал Орочимару, расшвыривая подушки на диване. – Куда ты задевал трубку?!
«Опять я виноват!»
- А кто, я, что ли?!!
Юй зашипел и раздражённо ударил хвостом по стеклянному столику. Тот жалобно задребезжал, и трубка, которую удачно скрывал какой-то журнал, свалилась на ковёр.
- Спасибо, - подхватив верещащую трубку, поблагодарил питона Орочимару и нажал на кнопку. – Алло! Вы на часы смотрели, прежде чем звонить?!
- Прошу прощения, но дело срочное, - проговорила трубка крайне знакомым голосом. – Добрый вечер.
Орочимару сел мимо дивана и отпихнул морду любопытствующего питона.
- Итачи? – удивлённо проговорил он. – Какими судьбами?
- У меня на столе умирает женщина. Операцию можете провести только вы.
Голос в трубке был усталый и ожесточённый, и Орочимару живо представил, как Итачи, спустив на шею стерильную хирургическую маску, хмуро смотрит в одну точку, сильно сжимая пальцами тёплый пластик сотового.
- Я давно не практикую.
- Неважно. Она умирает. Терять нечего. Я сделать ничего не могу.
- Итачи, я отказываюсь.
Молчание. Орочимару прикрыл глаза и погладил гладкую морду Юй. Тот затрепетал языком и навалился тяжёлыми кольцами на плечи учёного.
Неожиданно в трубке послышался какой-то шум, словно кто-то вырывал у Итачи трубку, и вдруг из мембраны ударил бешеный крик:
- Чёрт побери, да соглашайтесь вы уже! Она умирает, разве вы не понимаете?!!
Орочимару резко выпрямился, Юй с шорохом сверзился с его плеч и возмущённо уставился на хозяина тёмно-янтарными глазами.
«Ты чего дрыгаешься, как будто тебе на хвост наступили?!»
- …Слушайте, как вы можете отказываться, вы же врач!..
- Я уже не врач, - хрипло ответил Орочимару и облизнул вмиг пересохшие губы. – Уже год как. Я просто учёный.
Ошарашенное молчание доставило ему злорадное удовольствие.
- Орочимару? – наконец выдавил Джирайя.
- Я. Что с Цунаде? Это ведь она умирает, да?
- Авария. Орочи, послушай… Я… Я тебе всё что угодно сделаю, только спаси её. Умоляю. Я извиня…
- Хватит.
Мозг учёного, привычный к молниеносному анализу, уже выдавал одну комбинацию за одной.
«Если она умрёт, он и правда останется один. Но я слишком хорошо его знаю – он по-настоящему сойдёт с ума, он слишком к ней привязан. И я не смогу достаточно быстро перевести всё его внимание на себя. Я ведь вижу, я прекрасно знаю – на данный момент он не питает ко мне никаких тёплых чувств, и если я откажусь сейчас, то он окончательно меня возненавидит. Если же я спасу её…
Чёрт, надо что-то решать. Причём быстро.
И… Надо это наконец признать – я не хочу причинять ему боли»
Орочимару и сам не понял, что вскочил на ноги и теперь пытался одной рукой натянуть рубашку. Трубка мешала невероятно, а он ещё и поправлял её, вместо того, чтобы быстро сказать «Выезжаю»!
- У меня есть только она, - вдруг спокойно и буднично сказал Джирайя, словно не он сейчас готов был выть от ужаса перед дверями операционной. – Если она умрёт, я сойду с ума.
Орочимару замер. Полунатянутая рубашка сползла с плеч прямо на морду питона.
«А я? Разве я… Ах да. Я уже давно для тебя ничего не значу.
Что ж, посмотрим»
- Я выезжаю, - буркнул он, отшвырнул трубку и натянул наконец рубашку до конца.

Белая машина влетела на асфальтовый пятачок перед больницей, злобно взвизгнув шинами на повороте. Хищный капот чуть не клюнул «носом» фонарный столб, сторож подавился возмущённым криком, когда дверца распахнулась и из машины, как чёртик из табакерки, выскочил худощавый черноволосый мужчина с таким лицом, будто он сию минуту собирался подорвать больницу к чертям собачьим.
Орочимару добрался до больницы за рекордный срок – даже учитывая то, что жил он близко. Но для людей, томившихся в ожидании у дверей операционной, эти несколько минут растянулись на часы.. Итачи ушёл вниз – встретить Орочимару на входе, медсестра по имени Сакура осталась с Какаши и Джирайей, и теперь молча смотрела на сгорбившегося на стуле писателя. Какаши подпирал спиной стенку, похожий на какого-нибудь тёмного призрака.
«Почему он молчит? – раздражённо подумала Сакура. – Он же вроде друг этого писателя. Ну и сказал бы что-нибудь утешающее. Это, конечно, не поможет, но всё же…»
Какаши, словно услышав её мысли, поднял голову и посмотрел на девушку. Свет больничных ламп отразился в его чудных разноцветных глазах, стал отчётливо виден вертикальный шрам, пересекавший левую бровь, веко и спускавшийся на щёку. Сакуре показалось, что сейчас он скажет наконец что-нибудь, но парень, наградив её мимолётным взглядом, отвернулся.
Сакура почувствовала, как внутри закипает самый настоящий тяжёлый гнев.
Джирайя сидел, опустив подбородок на сплетённые пальцы и глядя в одну точку. Лицо у него было пепельно-серое, и яркое безжалостное освещение делало его похожим на мертвеца. Сакура решительно шагнула вперёд и опустила ладонь на его плечо.
- Послушайте, - тихо и твёрдо сказала она, пытаясь поймать его взгляд – Орочимару-сан – один из лучших медиков Японии. Я говорю это не потому, что хочу вас утешить, а просто потому, что это факт. Я сама будущий хирург, и уж я-то о нём наслышана. Он вытащит вашу жену, потому что два с половиной года назад он уже проводил похожую операцию, и это был настоящий прецедент.
Джирайя медленно поднял глаза. Сакура выглядела сердитой и спокойной одновременно – девчонка, кажется, сама твёрдо верила в свои слова.
Писатель кивнул, ассистентка хирурга устало улыбнулась ему в ответ.
И тут в конце коридора послышались быстрые шаги, из-за угла показались Орочимару и Итачи.
Джирайя вскочил на ноги, но Орочимару стремительно прошёл мимо него, даже не взглянув в его сторону. Сакура тоже и исчезла в операционной вместе с хирургами.

Спина давно затекла от неподвижного сидения. Проклятый электрический свет продолжал сверлить мозг, всё сильнее ощущался запах хлорки и лекарств, присущий всем больницам в мире. Мыслей уже давно не осталось, страх и тот самый сверлящий свет превратил их в мутно-серый кисельный поток, в котором, как мантра, как припев на сломанной пластинке повторялись слова: «Он её вытащит. Обязательно. Он её вытащит. Обязательно…»
Но с пугающей регулярностью на поверхности этого мутного потока появлялась, как какая-то чудовищная глубоководная рыба, жуткая мысль: «А если он её убьёт?»
Ответ на эту мысль приходил тут же, бесстрастный и хладнокровный: «Тогда я убью его»
Какаши маялся рядом. Ему мучительно хотелось домой: Ирука наверняка так и не лёг спать, сидя на кухне в ожидании его возвращения и грея руки о чашку с чаем. Он смотрел на находящегося в прострации Джирайю и говорил себе, что вот сейчас вежливо попрощается – писатель всё равно даже не заметит – и уйдёт домой. Вот сейчас. Ещё пять минут и всё.
Но время шло, а Какаши не уходил.

Если бы кто-нибудь – Джирайя или Какаши – выглянули в окно, они бы увидели, что уже занимается серенький, неуверенный рассвет. Эта страшная ночь, наполненная томительным ожиданием и кромешным ужасом, закончилась. И как раз в тот момент, когда в стёклах на самых верхних этажах небоскрёбов отразилось поднимающееся из-за горизонта солнце, двери операционной распахнулись и в коридор вышли Орочимару и Итачи. Оба были просто серые от усталости и разве что не шатались. Следом за ними оттуда повалили остальные хирурги и ассистенты, и Джирайя, мертвея, встал на ноги, ничего не понимая и силясь прочитать что-нибудь на осунувшихся лицах врачей.
Орочимару потёр глаза, откашлялся и ровно произнёс:
- Операция прошла успешно.
Джирайя замер, осмысливая услышанное, попытался что-то сказать, не смог и сполз обратно на креслице.
- …!! - сказал Какаши, с бессмысленной радостью тараща глаза и запуская пятерню себе в волосы - …!!!
- О, Господи, - выговорил Джирайя и спрятал лицо в ладонях. – Слава Богу…
Позади хирургов стояла Сакура. Стояла и улыбалась победоносно, глядя на Джирайю – мол, а что я говорила!..

Через пять минут

Джирайя стоял и смотрел через стекло на Цунаде.
К ней тянулись какие-то многочисленные трубки, и вся голова была перебинтована, и руки, не укрытые одеялом, пестрели порезами и ссадинами, и под одеялом что-то странно топорщилось, и вокруг неё мерно шумели и попискивали устрашающего вида аппараты… Но это всё не имело значения.
Она была жива.
- Как мне тебя отблагодарить? – тихо спросил Джирайя стоящего за его спиной Орочимару и повернулся к нему. Судя по лицу учёного, тот уже давно заготовил ответ на этот вопрос.
Фраза ярким фейерверком расцвела в его голове уже в тот момент, когда он сказал: «Я выезжаю».
«Я проведу эту грёбаную операцию. Я спасу Цунаде и, когда он спросит: «Как мне тебя отблагодарить?» - а он скажет это, я слишком хорошо его знаю – я отвечу: «Останься со мной»».
Джирайя выжидающе смотрел на него, и Орочимару уже открыл рот, чтобы сказать это, как вдруг Джирайя быстро, мельком глянул на Цунаде за стеклом, словно всё не мог поверить в то, что она жива. Словно не мог на неё насмотреться. Глянул и снова повернулся к Орочимару, ожидая ответа на свой вопрос.
Фраза умерла, так и прозвучав вслух.
Просто этот взгляд вдруг прояснил ситуацию до конца, до хрустальной ясности.
«Он её любит.
А я люблю его, но, кажется, в данной истории это не играет никакой роли. Такая вот заморочка, дамы и господа»
Пауза затягивалась.
- Напиши, опровержение, - сказал Орочимару и посмотрел в сторону. – Компания прекрасно знала о запрещённых опытах, которые проводили мы с Кабуто, но, чтобы сохранить доброе имя проекта, после твоей статьи его выгнали. Возможно, опровержение позволит ему вернуться.
- И всё? – кажется, Джирайя был шокирован.
Всё-таки он тоже слишком хорошо знал Орочимару.
- Нет, не всё, - учёный повернулся и зашагал прочь. – Но в данной истории это не имеет никакого значения.
Он сейчас вернётся домой, примет душ и завалится спать на любимый диван, предварительно спихнув оттуда Юй.
Да, это не счастье. И у него опять ничего не получилось. Но обломки рухнувшего мира медленно таяли, переставая давить неимоверной тяжестью.
Садясь в машину, он смутно подумал о Тихиро.